Я отзываю Егора в сторону и пытаюсь объяснить, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но куда там! Он и слушать не хочет. Весело хлопает меня по плечу и несется обратно в центр толчеи.
Я не знаю, что делать. Если все наши сбегут с природоведения, мне тоже придется бежать. А потом папа будет говорить, что у меня нет своей головы на плечах, что мы как стадо баранов: один побежал, и все за ним. Но как я могу выступить против всего класса? Мне еще здесь учиться.
Я мучаюсь до конца четвертого урока и никак не могу решить, как поступить. Бежать – плохо. Не бежать – еще хуже. Тупик какой-то, честное слово!
Меня выручает мама. Она звонит мне на перемене перед пятым уроком, когда мы переодеваемся на физкультуру.
– Никита, – говорит она. – У вас же только физкультура осталась?
– Ну… да, – говорю я и благоразумно помалкиваю про шестой урок.
– Пойди к учителю и отпросись. Расписание у междугородных автобусов изменилось. Наш теперь раньше отправляется. Через полчаса уже выезжать.
Ух ты! Я и забыл, что мы всей семьей едем в другой город, на юбилей к папиному другу!
– Если не поверит, позвони мне и дай ему трубку, я сама ему скажу, – говорит мама. – Ты понял меня?
– Понял, – говорю я и радостно выдыхаю. Вот оно, решение проблемы. Я уйду из школы прямо сейчас, по уважительной причине, и все, что случится потом, не будет меня касаться. Ура!
Я завязываю шнурки на кроссовках и бегу в учительскую искать Анатолия Александровича.
И чего нашему физруку в зале не занимается? Так и норовит нас выгнать на улицу, если погода хорошая. И если не очень хорошая – тоже. Посмотрит в окно, почешет макушку и говорит: «Ну что, сегодня очень даже…» Для него вообще вся погода «очень даже», когда дождя нет. Дышите, говорит, воздухом, а то все бледные как поганки. Вы, говорит, постоянно в помещении торчите: то в школе за партой, то дома за компьютером. Буду, говорит, вас оздоравливать. Построит нас – и шагом марш на улицу. Дышать-то мы не против, но зачем гонять нас вокруг стадиона? И зарядка эта зачем? Зарядку утром надо делать, а не на пятом уроке. Что за глупости – стоять посреди поля на виду у всей школы и махать руками? И ногами тоже. Лучше бы в футбол играли, как другие классы. Но нет, какой там футбол, нас всего семь пацанов в пятом «Д». И двое от физры освобождены. Остается пятеро. Как можно впятером играть в футбол? Только если в волейбол, и то с нашими девками. Но с ними разве игра, с этими курицами бестолковыми? Они и играть толком не умеют. Лупят по мячу ладонями, а потом визжат: то руку отбили, то ноготь сломали. И мяч у них вечно летит не в ту сторону. Вот радость – вместо игры постоянно за мячом бегать. Нет, когда девок в классе больше, это не жизнь. Учились бы мы совсем без них, одни только пацаны! Вот мне дед рассказывал, что раньше, давным-давно, еще в двадцатом веке, было раздельное обучение – мужские классы и женские классы. И даже школы были раздельные. Мальчики учились отдельно от девочек. Вот, наверно, они радовались, эти древние пацаны!
Сегодня физрук почему-то не особо напрягает нас разминкой. И вокруг стадиона мы бежим не пять кругов, а всего два. Мы подозрительно переглядываемся – не к добру это. Наверняка он что-то задумал. И точно. Он строит нас и ведет в дальний конец стадиона, к спортивным снарядам. Там есть брусья, кольца, канаты и яма с песком. Мы понимаем, что даже волейбол нам сегодня не светит. Мы весь урок будем «развлекаться» на этом спорткомплексе.
Физрук разбивает нас на группы. Пацаны повисают на брусьях и турниках, а девчонки идут прыгать в длину с разбега. Физрук идет с ними (их же больше), а нам четверым велит отжиматься. Нас четверо, потому что Кит отпросился и куда-то уехал с родителями. Жалко, конечно, что он не остался. Не сможет участвовать в нашем побеге. Это же клево – забастовка целого класса! Об этом вся школа говорить будет. И на школьном сайте в новостях напишут: «Пятый „Д“ в полном составе не явился на урок природоведения. Ответная санкция преподавателю». Крутяк!
Мы подтягиваемся по одному разу, а потом перебираемся на кольца. Раскачиваемся и соревнуемся, кто выше взлетит. Физрук не обращает на нас внимания. Он следит за девчонками. Возле прыжковой ямы пыль столбом. Девчонки разбегаются, прыгают и падают в песок. Кто коленями, кто спиной, а кто и носом. Мы залезаем на верхнюю перекладину турника и начинаем их подбадривать. Громко и со свистом. Нам сверху их хорошо видно. Они грозят нам кулаками и кричат, чтобы мы заткнулись. А сами стараются прыгнуть и удержаться на ногах. Чтобы им не свистели. Мы справедливые судьи. Кто не падает, тому мы аплодируем.
Подходит очередь новенькой. Она переминается с ноги на ногу. Потом качает головой. Слов не слышно, но, кажется, прыгать она не хочет. Физрук что-то говорит ей, машет руками, но она снова качает головой и не двигается с места. Физрук разбегается и прыгает вместо нее. Возвращается, что-то говорит ей. Она топчется у стартовой линии и… опять не прыгает. Мы ждем, что будет дальше. И даже не свистим. Физрук прыгает еще два раза, а потом отправляет новенькую в конец строя. Она опускает голову и идет вся такая поникшая. Девчонки хохочут над ней, а меня разбирает злость. Так бы и врезал бы им по лбу, каждой дуре по два раза! Ну и что, что человек не может прыгнуть? И чего эта Мальцева громче всех ржет? Всю яму вдоль и поперек перепахала, и локтями, и копытами. Корова крупнокалиберная!
Мы меняемся местами. Теперь мы идем к яме. Физрук ведет девчонок на полосу препятствий. Я прыгаю, а сам слежу за новенькой. Она стоит последняя. Все девчонки ловко бегут по бревну. Хватаются руками за перекладины высокой лестницы и так, на одних руках, добираются до конца. А потом переходят на другие снаряды.