На перемене я делаю знак Белоусову, и он несется за мной, как тот самый Бимка. Хорошо, что можно поговорить с ними по отдельности. Фомин всю перемену проведет возле стола математички из-за своей тройки с минусом.
Мы поднимаемся по лестнице на третий этаж и останавливаемся в закутке возле спортзала. Здесь почти никогда никого нет. Белоусов бледный, напряженный, и глаза у него какие-то жалкие. Будто уже знает, что я хочу сказать.
– Никита, – говорю я и кладу ему руку на плечо. Он дергается как от тока. Какие они смешные, эти мальчишки!
Я смотрю ему в глаза и продолжаю:
– Я должна тебе кое-что сказать… Ты же встретил сегодня Егора у меня во дворе?
У него даже нет голоса, чтоб ответить. Он молча кивает.
– Понимаешь, я не знаю, как быть, – трагически произношу я. – Егор мне тоже предложил встречаться.
– А ты? – спрашивает он. Я едва разбираю слова. Вместо голоса у него вырывается какое-то сипение.
– Я, конечно, выбрала бы тебя, – говорю я. – Ты мне очень нравишься.
При этих словах Белоусов краснеет как рак.
– Но Егор меня спас от вашего дикого класса, – продолжаю я. – Они же меня всей толпой чуть не растерзали. А он меня защитил, не побоялся пойти против всех. Он вообще очень смелый и решительный. И сильный. Знаешь, как он раскидал всю толпу! Он рисковал из-за меня. Разве я могу его обидеть? Как я ему скажу, что не буду с ним дружить? Это будет просто по-свински. Я не хочу быть неблагодарной свиньей. Поэтому…
Я делаю паузу и расстроенно смотрю на него. «Расстроенный» взгляд я тоже тренировала перед зеркалом.
– Ты прости меня, – говорю я почти шепотом. Делаю несколько шагов назад и горько добавляю: – Мне так нравились твои письма! И стихи.
И иду вниз по лестнице. Жду, что он бросится меня догонять. Но он стоит на месте как истукан. Неужели все так и оставит? Неужели сдастся без боя? Слабак!
На второй перемене все несутся в столовую, а мы с Фоминым направляемся в другую сторону, в подвал, где находится раздевалка. Я строю разговор наоборот, говорю, что должна встречаться с Белоусовым. Расписываю, какой он хороший и романтичный и как влюблен в меня. Рассказываю, какие письма он писал мне всю неделю, и вижу, как глаза Фомина темнеют от ярости.
– Ну как я могу сказать ему, что встречаюсь с тобой? – сокрушенно говорю я. – Он же не такой сильный, как ты. Он говорит, что не может без меня. А если он что-нибудь сделает?
– Что сделает? – не понимает Фомин.
– Ну… с собой… – шепчу я и округляю глаза. – Что-нибудь с собой сделает? Мы же с тобой виноваты будем. Нет, Егор. Мне придется дружить с ним. Извини.
– Что за ерунда?! – бушует Фомин. – Ничего он не сделает! Я с тобой встречаюсь! Я! Он вообще тут ни при чем. Я не собираюсь никому тебя уступать!
Это уже кое-что! Кажется, завелся. Я опускаю глаза и говорю нерешительно:
– Я не могу так с ним… Вот если бы он сам от меня отказался…
– Откажется! – громко заявляет Фомин. – Будь уверена! Еще как откажется!
Он оставляет меня и бежит наверх. Я медленно поднимаюсь по ступенькам. Ну вот, сделала все, что могла. Остается только ждать результата.
Ну и денек сегодня, полный отстой! Вроде бы не пятница, тринадцатое. А неприятностей – просто завались. Мою честно заработанную тройку обозвали парой, надавали кучу задач и примеров. По истории спросили ни с того ни с сего, хотя у меня там и так две оценки подряд. Зачем так подставлять вообще? Кто же к уроку готовится, когда два последних раза отвечал? Теперь вот надо снова отвечать, в четвертый раз подряд, чтобы ту, третью оценку исправить.
И с Китом теперь непонятно что. Какой-то он странный сегодня. Болезнь, что ли, так подействовала? Может, недолечился? Вбил себе в голову, что хочет встречаться с моей девчонкой. «Не может» он, видите ли, без нее! Ничего, раньше мог и теперь сможет. А я ее отдавать не собираюсь. С какой стати? Я с ней хожу уже две недели. Весь класс в курсе. Не только пятый «Д», но еще и «А», и «Б». И «В» наверняка тоже. Моя она, и точка.
Я хочу поговорить с ним в школе, но он отворачивается и уходит. Он вообще на меня не смотрит. Словно чужой. Словно не друг. Разве бывает так, что вчера друг, а сегодня уже не друг?
Я весь день ни о чем думать не могу. Сижу за компом, а перед глазами Кит. И Ангелина. Вместе. Идут, за руки держатся, он ее рюкзак несет. Хочется даже delete нажать, чтобы эту картинку удалить. Жалко, нет такой кнопки в голове.
К вечеру не выдерживаю и иду на пятый этаж. Дверь открывает папа Кита с Маринкой на руках.
– Никита, Егор пришел! – кричит он.
Кит не отзывается. Папа идет к нему в комнату. Я жду в коридоре. Папа возвращается и как-то виновато говорит:
– Ты знаешь… К нему сейчас нельзя. Он… спит.
Я разворачиваюсь и ухожу. Спит, значит. В восемь вечера. Все понятно, не будет он разговаривать. Видеть меня не хочет. Это нормально вообще? Не я ведь увожу у него девчонку. Это он хочет забрать мою.
Мы ужинаем с Андреем вдвоем. Мама работает во вторую смену. Я задумчиво ковыряюсь в тарелке. Есть мне почему-то совсем не хочется.
– Что с тобой? – спрашивает Андрей. – Двоек нахватал?
– Есть одна. Только не в этом дело, – говорю я.
– А в чем тогда?
– Андрей…
– Ну?
Я смотрю на него.
– Андрей, скажи… Вот если друзья… У них все должно быть общее?
– В каком смысле?
– Ну… Вот если у одного есть, например, коньки. А у другого нет. Тот, первый, должен давать ему кататься, правда?
– Ну, в принципе, да, – осторожно отвечает Андрей. Я вижу, он не понимает, куда я клоню. – Друзья обычно делятся друг с другом.
– А если у одного есть что-то, что нельзя отдать другому? И разделить нельзя. Тогда как?