– Ага, я поднялся к вам воды попить. Дома же у нас нет воды.
– Ну не знаю… Придумай что-нибудь.
– Ладно, – ворчит Егор и отключается.
Я сижу на лавке и нетерпеливо постукиваю ногой по асфальту. Ну почему так долго? Что у них там происходит? Подняться на пятый этаж и спуститься с него – дело одной минуты. Отправить маму на кухню и осмотреть коридор – еще две. А прошло уже пятнадцать. Что можно делать пятнадцать минут?
Наконец телефон оживает. Егор говорит в трубку:
– Все окей. Нашел. Куда нести?
У меня будто гора с плеч сваливается. Не придется теперь объясняться с мамой, деньги целы. Как хорошо!
Мы встречаемся с Егором возле аптеки, и он передает мне злополучную тысячу. Я в знак благодарности хлопаю его по плечу, он небрежно отмахивается. Мы вместе покупаем все по списку, тащим до подъезда, а потом расходимся по квартирам.
– К тебе Егор заходил, – говорит мама. – Странный он сегодня. Заставил меня искать какой-то диск у тебя на столе. А потом сказал, что перепутал и этот диск у него. И пройти отказался, так и ждал в коридоре. Он не заболел часом?
– Не знаю, может быть, – бормочу я и выкладываю из пакета покупки. Потом отдаю маме сдачу и с ужасом думаю, что, если бы не Егор, сейчас бы у нас происходил совсем другой разговор.
Вечером мама идет купать Маринку, а мне велит собрать ее игрушки. Я поднимаю с пола зайцев, кукол, мячи и машинки и кидаю их в большую коробку. И вдруг… Я замечаю на дне коробки какие-то зеленые клочки. Я поднимаю один, второй, третий… и у меня темнеет в глазах. Это денежная купюра. Тысяча рублей, разорванная на четыре части.
Я чувствую, что задыхаюсь. Зажимаю клочки в руке, кричу папе, что я сейчас вернусь, и несусь вниз, на второй этаж. Дверь открывает отчим Егора, дядя Андрей.
– Я к Егору, – сообщаю я, подныриваю под его локтем и бегу по коридору.
– Ну проходи, – удивленно говорит он мне вслед.
Я шумно врываюсь в комнату. Егор разбирает постель. Я подхожу и разжимаю кулак перед его лицом. Он смотрит на смятые зеленые бумажки, поднимает глаза и усмехается:
– Все-таки дома потерял?
– Да, дома, – говорю я. – А Маринка нашла и порвала. И сунула к себе в игрушки. Я только сейчас обнаружил.
– Хорошо, что ты нашел, а не твоя мама.
– Где ты взял эту тысячу?
– Да какая разница? – говорит он и продолжает встряхивать одеяло. Но мне и не нужен его ответ, я и так знаю. Это его деньги. Он копит на роликовые коньки. Он мечтает о них уже долго, полтора года. Его мама напрочь отказывается покупать, она боится, что он свернет себе шею. Он эти ролики себе на день рождения просил, а мама – ни в какую! Мне, говорит, не денег жалко, а твои кости и голову. И тогда Егор решил сам накопить. Все деньги, которые мама дает ему на карманные расходы, он не тратит, а складывает в маленькую коробку из-под сока. Это у него копилка. Только недавно он радовался, что у него набралась целая тысяча. Мы пошли в магазин и обменяли кучу мелких денег, и железных, и бумажных, на одну тысячную купюру. Ту самую, что я сегодня потратил на лекарства и продукты.
– Зачем ты это сделал? – спрашиваю я.
– Ну сделал и сделал, – говорит он. – Все же получилось?
– Ты думал, я не узнаю?
– Я думал, ты потерял ее на улице. Да не парься ты, Кит. Я еще накоплю.
Он улыбается, а у меня почему-то щиплет в носу.
– Я отдам, – говорю я и чувствую, как сипит голос.
– Отдашь, отдашь, – говорит Егор. – С первой получки.
Я иду домой и думаю: как здорово, что у меня есть такой друг.
Ну вот, начинается! Мама в своем репертуаре. Уже Андрею жалуется на меня. Человек только что из караула, людям жизнь спасал, а она к нему с пустяками. Хоть бы позавтракать спокойно дала.
Ну подумаешь, вызывали ее вчера в школу, ну поговорила с ней наша Витамина по душам. Чего с самого утра настроение портить? И себе, и другим.
Рвануть, что ли, прямо из своей комнаты к выходу? Без завтрака и даже без чая? Только до столовки еще два урока терпеть. Так и загнуться можно с голодухи. Вчера ведь еще и ужин пропустил. Спасался от маминого гнева во дворе до самой темноты.
Я беру портфель, по пути бросаю его возле порога и появляюсь в кухне.
– А, герой дня пожаловал, – говорит Андрей.
– Ну, расскажи дяде Андрею, что ты вчера натворил, – говорит мама.
– Да ничего особенного, – говорю я и сажусь за стол.
– Из-за «ничего особенного» в школу не вызывают! – возмущается мама. – Ты же бил девочку!
– Я не бил, – говорю. – Я отбивался.
– А завуч Виталина Вениаминовна сказала, что ты ее бил!
– А она там была, твоя Витамина Витаминовна?
– Да что же это такое? – раздражается мама. – Ты ему слово – он тебе десять! И это в пятом классе! Что дальше-то будет? Андрей, ну что ты молчишь?
Андрей невозмутимо делает глоток из кофейной чашки, потом говорит:
– Прежде чем делать выводы, надо выслушать и вторую сторону.
– Да что его слушать? Он сейчас тебе с три короба наплетет! Он же никогда не виноват, ты что, не знаешь?
Мама в сердцах швыряет нож в раковину.
– Мальцева душила меня ремнем от сумки, – говорю я Андрею и откусываю бутерброд. – А я шарахнул ее рюкзаком по голове, чтобы отпустила. А что, мне надо было ждать, когда она меня задушит?
– Бедная девочка после этого в медпункте лежала целый час, – говорит мама. – С головной болью.
– Так у меня в рюкзаке были кроссовки для физры и шесть учебников. И еще банка с лимонадом. А ты хотела, чтобы я сначала все вытряхнул, а потом уже отбивался от нее?
– А если у нее сотрясение мозга?
– Там сотрясать нечего. Мальцева и так дура.
Мама стонет, как будто у нее самой болит голова. Андрей отставляет от себя чашку и смотрит на меня. Но не сердито, а с любопытством.