Всего одиннадцать! или Шуры-муры в пятом «Д» - Страница 15


К оглавлению

15

Я снова вздыхаю с облегчением, что не участвовал во всем этом балагане.

– Ну, ты в понедельник придешь? – спрашивает Егор.

– Нет, – говорю я. – Мне еще неделю валяться.

– Жаль, – говорит Егор. – Ну, ты выздоравливай. А я тебе звонить буду.

– Ладно, – уныло говорю я и снова беру градусник. А что мне еще остается? Только измерять температуру. Хоть какое-то развлечение.

Егор

Странное чувство. Непонятное. Спрашиваю Кита: «Придешь в понедельник?» – и боюсь услышать «да». Он говорит «нет», а я радуюсь. Я не хочу, чтобы он приходил. Жесть! Я радуюсь его болезни, радуюсь, что его нет в школе. Какой же я после этого друг?

Но разве я виноват, что все так получилось? У меня перемены. Я теперь встречаюсь с девчонкой. С новенькой. С Ангелиной Ожеговой.

В это невозможно поверить! Я ВСТРЕЧАЮСЬ С ДЕВЧОНКОЙ!

Каждое утро мы вместе идем в школу. А после уроков я провожаю ее до нашего угла. Чтобы не светиться. Она говорит, что мама ее не поймет. Ну, моя мама тоже не поймет, по-любому. Мамы почему-то всегда считают нас маленькими. Даже сейчас, когда мы выросли, когда нам уже одиннадцать. Интересно, что я говорю «уже одиннадцать», а мама – «всего одиннадцать». Все они такие, что ли, эти мамы?

Мы идем с Ангелиной по парку. Медленно, как с Китом. Идем и разговариваем. Оказывается, с девчонкой тоже можно разговаривать. Просто разговаривать, о чем хочешь. Можно рассказывать о фильмах, о компьютерных играх или о себе. И она слушает. И смеется. И тоже рассказывает.

А позавчера я нес ее рюкзак. Ангелина сказала, что ударилась и, типа, он давит ей на синяк. Я сразу понял, что она нарочно так сказала. А на самом деле у нее ничего не болит. Но рюкзак все равно взял. Это был как бы тест. Она хотела узнать, буду я с ней встречаться или нет. Ведь, если пацан и девчонка идут рядом, это еще ничего не значит. А если он несет ее рюкзак, значит, они встречаются.

Все девки в классе прямо взбесились из-за этого. Подкалывают, ржут, называют нас сладкой парочкой. А мне по барабану. Я знаю, они это от зависти. Их-то никто не провожает. И рюкзак не носит.

А Кит все еще не знает. Я хочу ему сказать, только как-то страшновато. Вдруг подумает, что я больше не буду с ним дружить, раз у меня есть девчонка? Да нет, ерунда. Он так не подумает. Это же Кит. Он все поймет.

Но все равно хорошо, что у меня еще целая неделя!

Ангелина

Моя взяла! Мальцева задыхается от злобы. Каждый день я вижу ее взгляд и поражаюсь: сколько ненависти может быть в человеке! У меня теперь есть враг, самый настоящий, нешуточный. Она то плечом меня заденет на перемене, то соком в столовой обольет, будто бы нечаянно, то мой рюкзак в мусорную корзину бросит. То есть я не вижу, что это именно она бросает его в корзину. Она делает это, когда меня нет в классе. Но когда я его оттуда достаю, она смотрит на меня с таким злорадством, что я даже не сомневаюсь, чьих рук это дело. А все остальные молчат, покрывают ее.

Дело вовсе не в побеге, на эту тему все уже успокоились. Дело в том, что я хожу с Фоминым. Не только хожу, но и дружу. Уже целую неделю. И совершенно этого не скрываю. Зачем я буду скрывать, если это и была моя цель – уесть Мальцеву. И уела я ее полной программе, она до сих пор не может опомниться. Так ей и надо, овце тупоголовой! Чтобы ее позлить, я специально прошу Фомина принести мне на перемене шоколадку или мороженое. Он послушно бежит в буфет и покупает. На свои деньги, конечно. А когда он мне все это отдает в классе при всех, Мальцева презрительно кривит губы и отворачивается. Но я чувствую, что она готова меня убить. Поэтому стараюсь всегда находиться у всех на виду, чтобы в классе кроме нас с Мальцевой еще кто-нибудь был. Желательно мальчишки. Они-то не пляшут под Иркину дудку. А самый мой верный защитник – это, конечно, Фомин.

Конечно, в классе опасно стало, но все же так здорово! Хоть какая-то жизнь появилась. А то было болото болотом. Все сидели за своими партами и смотрели на доску. А теперь чувства забурлили – любовь, ревность, ненависть. Интересно стало. Есть за чем в школу идти. За впечатлениями.

В понедельник у нас труды. Мы занимаемся швейным делом. Естественно, отдельно от мальчишек. Поэтому я остаюсь без защиты, наедине со всеми одноклассницами, которые меня ненавидят. Ну, ненавидят, может быть, и не все, а Мальцева и еще две-три, но остальные тоже не на моей стороне.

Я замечаю быстрые взгляды, которыми обмениваются одноклассницы. Мне это не нравится. Что-то они затевают. И я пересаживаюсь за стол перед самым носом трудовички, Маргариты Николаевны. Тут не тронут. Лишь бы она из кабинета не вышла. А то она очень любит выходить. По десять-пятнадцать минут где-то гуляет, пока мы машинные швы изучаем и тренируемся строчить.

Строчить на машинке скучно и нудно. Я отодвигаю тренировочный лоскуток и смотрю в окно. Наши мальчишки сгребают мусор с газона. У них заболел трудовик, и их забрали на общественные работы. Почему-то за ними никто не следит, они одни. Вот уже перестали убираться и машут граблями, сражаются как на шпагах. Ну детский сад, точно. Фомин замечает меня в окне и машет мне рукой. Я оглядываюсь. Кроме меня это кто-нибудь видел? Конечно, ОНА видела. Кто бы сомневался?

На столе у Маргариты Николаевны звонит телефон. Она хватает его, велит нам продолжать и выскакивает за дверь. Машинки тут же перестают строчить. Наступает тишина. В это время Фомин бросает в мое окно охапку осенних листьев. Наверное, вместо цветов, которых уже нет. Наш кабинет на первом этаже, поэтому почти все листья оседают на подоконнике за стеклом. Я смотрю на Фомина и улыбаюсь. Хотя на самом деле мне хочется треснуть ему кулаком по башке. Он что, совсем ку-ку? Он ничего не понимает? Это же все равно что палку в улей воткнуть. Все уже прилипли к окнам. Все меня ненавидят с новой силой. Им никто никогда не кидал листья на подоконник.

15